Алексей Дьячков

Сайт, посвященный Василию Васильевичу Налимову (http://v-nalimov.ru)

С Василием Васильевичем Налимовым я познакомился в декабре 1978 года. Было это так. Мой старинный друг художник Виталий Грибков по просьбе В.В. собирал группу художников для проведения сеансов медитации.

Я, скептик по натуре, долго отказывался, но меня уговорили. Сеансы должны были проходить в одной из оставшихся церквушек на Варварке, в которой находился какой-то музей.

Кто вел медитации я не помню. В.В. медитировал вместе со всеми в зале. Сеансов было несколько, на мой взгляд, они были сумбурными, публика была разношерстная, не подготовленная. Я и сам не понимал, что это такое, но предчувствие чего-то важного в моей жизни не покидало меня. Довольно скоро эти «церковные» сеансы прекратились, но В.В. не оставил желания проводить их дальше.

Сформировалась группа московских художников: Виталий Грибков, Борис Сафронов, Татьяна Федичкина, Клара Голицына, Николай Обухов и я. Сеансы стали проходить в небольшой однокомнатной квартире у Жанны Александровны Дрогалиной. Ездить приходилось далеко, за Речной вокзал, но сеансы проходили регулярно, примерно, один раз в две недели по вечерам.

Тогда я близко познакомился с Василием Васильевичем и Жанной Александровной. Медитации вела Ж.А. На стол в центре комнаты ставилась большая горящая свеча. Выключался свет, звучала тихая медитативная музыка. Все рассаживались в разных местах комнаты, закрывали глаза, и путешествие внутрь себя начиналось.

Ж.А. читала текст, над которыми мы должны были медитировать. После сеанса все рисовали то, что видели и писали так называемые протоколы, т.е. описывали не только что видели, но и свои ощущения. В.В. медитировал вместе со всеми, только не рисовал, а записывал.

Уже тогда меня приятно удивила его демократичность и какая-то редко встречающаяся одухотворенность, умение заинтересовать человека, окрылить его, заставить поверить в важность и глубокий смысл того, что ты делаешь.

После сеансов медитации мы допоздна пили чай с непременным пирогом испеченным Жанной Александровной, разговаривали. Тогда еще я не знал всего о судьбе В.В., знал только, что он профессор МГУ, долго сидел в сталинских лагерях, чудом выжил. Все это вызывало огромное уважение, но главное я узнал потом.

Далее медитации проходили на квартире у Виталия Грибкова, в Кузьминках  (помню, как вкусно нас кормила его мама Зинаида Владимировна – святые времена). Затем позже в знаменитой трехкомнатной квартире у самого В.В., на улице Удальцова. Сеансы бессменно вела Жанна Александровна, объясняя потом нам, бестолковым художникам, что мы рисуем, зачем мы это делаем и почему именно эти образы и символы изобразили сегодня.

Споры об искусстве были страстные, все художники были уже сформировавшиеся профессионалы, и это новое будоражило всех. А рисунки были действительно замечательные, необычные, живые, такое просто так не придумаешь. А как был счастлив В.В., как горели его глаза, когда он смотрел как мы рисуем. Что бы он сам нарисовал, если бы был художником? Наверное, что-нибудь потрясающее.

Наши сеансы медитации длились с небольшими перерывами более десяти лет. Когда мы раскладывали на полу рисунки каждого художника, какой внутренний мир открывался, какая пища для размышлений! У Жанны Александровны хранится архив, несколько сотен рисунков-путешествий, наш духовный опыт.

Я всегда хотел изобразить наш сеанс медитации: горящая свеча на столе, ее отблески на стенах и потолке, в полутьме силуэты сидящих людей со склоненными головами. Наверное, также проходили медитации первых христиан или монахов в катакомбах. Было в этом что-то сакральное, общинное, пришедшее из тьмы веков. И эта свеча, плывущая в ночном московском небе, и эта молитвенная тишина, и этот внутренний восторг от того что ты увидел, путешествуя в пространствах и мирах – все это начало осознанного пути меня как художника. И этот путь неразрывно связан с именем Василия Васильевича Налимова.

Жаль, что остальные художники группы занимаются другим творчеством, не связанным с нашими опытами (Николай Обухов трагически погиб в 1996 году). Как говорится, у каждого своя «планида».

***

В коллекции моего друга московского врача Геннадия Григорьевича Гузеева хранятся работы, сделанные мною в конце 60-х начале 70-х годов. Недавно я вновь увидел их и отметил, что уже тогда меня интересовала метафизика, символы, космизм. Я помню, как в начале 70-х годов в залах Третьяковской галереи проходила выставка гениального литовского художника и композитора Микалоюса Чюрлениса. Меня завораживала необъяснимая тайна его работ, величие вселенской красоты. Чюрленис своей музыкой наполнил космос и она возвратилась к нему в виде визуальных образов и символов. Это, безусловно, была его медитация.

В процессе совместной работы с В.В., наших медитаций, наших бесед и чтения множества, в том числе заумных книг, я постепенно стал понимать, ЧТО делаю. Медитации углубили мой опыт, изменили взгляд на мир, расширили спектр творческих поисков. В.В. говорил, что смотреть мои работы для него праздник. Но какой это был праздник для меня показывать свои работы столь благодарному зрителю. Глаза В.В. сияли и он искренне радовался моим открытиям, может быть, больше, чем я сам. «Это интересно, это очень интересно», – повторял он.

По просьбе В.В. я участвовал почти во всех изданиях его книг. Мне это доставляло огромную радость, особенно при мысли, что мы делаем ДЕЛО. Да и не буду скрывать, было приятно увидеть свои работы напечатанными, тем более в серьезной философской книге. Василий Васильевич и Жанна Александровна помогали мне чем могли. В трудные времена покупали мои работы, привозили из-за границы акриловые краски (в начале 90-х большая редкость в Москве и необыкновенная ценность для меня).

В.В. очень любил художников, всегда прислушивался к их мнению. Не очень разбираясь в живописи, он тем не менее, благодаря присущей ему природной культуре, вкусу и особому дару восприятия, почти безошибочно ориентировался в сложном и многоликом мире искусства. Есть несколько прекрасных фотографий – В.В. в Лувре, в тициановском зале. И здесь мы не видим картины, мы видим лицо В.В. – воплощение человека эпохи Возрождения.

***

После 91-го года В.В. стал понемногу рассказывать о главном в его жизни – кружке мистических анархистов, Ордене тамплиеров, рыцарем которого он был. Когда я в первый раз услышал об этом – оторопел. «Рыцари!? Тамплиеры!? Грааль!? Вальтер Скотт какой-то, ХХ век и тайный орден рыцарей-храмовников.»

Для меня, всегда любившего средневековую историю и архитектуру (в школе учительница истории забирала у меня все тетради по истории средних веков себе на память, они были разрисованы рыцарями, замками, гербами), это было потрясением. Постепенно после скупых рассказов В.В. я стал понимать, чем был этот Орден и в чем был смысл его деятельности. Позднее В.В. написал об этом в своей книге мемуаров «Канатоходец».

Сейчас мне особенно понятно, как необходимо быть рыцарем, стоиком, делать дело (особенно в науке и искусстве), не сломаться, сохранить достоинство и веру. Как-то однажды, будучи очередной раз в гостях у В.В. и Ж.А., мы сидели за столом, пили чай, пили вино, разговаривали. В.В. был весел, шутил, рассказывал истории из лагерной жизни с подробностями, о которых обычно в книгах не пишут.

Тут я возьми и спроси его: «Василий Васильевич, может быть, Орден тамплиеров это была игра, неудачная шутка, за которую вы все так жестоко поплатились?» Лицо В.В. мгновенно посуровело, в глазах появился стальной оттенок и он жестко сказал: «Нет, это было серьезно». Больше я такие дурацкие вопросы не задавал.

На один из дней рождения В.В. я в шутку нарисовал как бы его рыцарский герб – щит с восьмиконечным красным крестом, встающего из огня Феникса, терновый венец. Неожиданно В.В. отнесся к этому очень серьезно и даже попросил поместить этот герб на обложке «Канатоходца».

***

Но, может быть, главное чем был для меня Василий Васильевич Налимов – так это той связующей нитью с боготворимым мной Серебряным веком, временем Великих Поэтов, Философов, Художников, так много страдавших и так веривших в Будущее. Дух того легендарного времени витал в рассказах В.В. Так хотелось ухватиться за эту нить, хотя бы немного продолжить ее. Не знаю, удастся ли?

Особенно поражал в В.В. дух бунтарства. Анархистское свободомыслие и свободолюбие он пронес через всю жизнь. Особенно мы сошлись с ним на любви к хиппи. Мне давнему, длинноволосому поклоннику рок-музыки, это было особенно приятно. Хотя романтики махновщины я до сих пор не понимаю.

***

Однажды мне приснился сон, такой яркий и необычный, что утром я не мог не записать его. Что он тогда мог значить уже не важно, да и разгадывание снов занятие довольно глупое.

Вот эта запись.

Сон с 29 на 30 марта 1993 года.
Сон под утро. Этому сну предшествовала вереница других снов, которые помнятся смутно – какие-то путешествия по каким-то улицам.
Зимний вечер, снег, освещенная улица. Я и В.В. переходим через улицу. Сильное движение машин. Мы переходим половину улицы и останавливаемся на полосе, разделяющей две проезжие части. У нас в руках какие-то сумки, свертки и две пластиковые серые канистры для бензина. Стоим. Вдруг В.В. замирает и смотрит на меня.
Я. – «Что с вами?»
В.В. – «Меня убили»
Я. – «Вам плохо?»
В.В. – «У меня в спине пуля»
В.В. одет в обычное серое пальто. Я его поворачиваю – у него в спине (в левой стороне) отверстие от пули и следы крови (черное, блестит). В.В. медленно оседает. Я кричу: «Где машина, где «скорая помощь», человека убили!»
Оборачиваюсь. Сзади через улицу большой дом в стиле промышленного модерна с большими освещенными окнами. Мысль: «Оттуда стреляли, оттуда...»
Снова оборачиваюсь.
В.В. упал.
Откуда-то выезжает «скорая помощь». Открываются задние двери. Там голый пол. Кто-то берет В.В. за плечи, я за ноги и кладем его в машину на пол. Как бы санитар (в белом халате) говорит что-то вроде: «В Бибирево» (или что-то на «Б», но что-то очень далеко – это я помню).
Я кричу: «Нельзя, везите ближе, этот человек отсидел восемнадцать лет в лагерях, это такой человек, он не доедет».
Санитар. – «Хорошо. Везите на «Ш...» (слово точно не помню).
Резко проснулся.

***

Я люблю бывать в этом теплом, уютном доме на улице Удальцова. Там много книг, одни названия которых заставляют глубоко задумываться, старинные бронзовые канделябры, вызывающие внутренний трепет, фотографии людей со светлыми лицами, где на стенах висит много картин и не только моих. Там всегда можно встретить интересных людей. Память о В.В. не ослабевает.

Я люблю сидеть в его кабинете в одном из знаменитых кресел для гостей и смотреть, как хлопочет у компьютера Жанна Александровна. Но в комнату, где умер В.В., я заходить не люблю – больно. Я бы хотел как можно дольше приезжать сюда, принимать посильное участие в издании книг, участвовать в том, что он называл ДЕЛАНИЕМ.

***

Вспоминаю тот промозглый январский день 1997 года, похороны В.В. В это же время у меня проходила персональная выставка в галерее Всероссийской библиотеки иностранной литературы – самая грустная выставка в моей жизни. Его отпевали в церкви Космы и Дамиана, что наискосок от бывшего института Маркса-Энгельса-Ленина- и Отца Родного (любимый эпитет В.В.). Случайность? Судьба...

Народу было много. Гроб был засыпан цветами. Меня немного смутило, что В.В. отпевали по православному обряду, тогда как он всегда критически относился к православию. Мне вспомнился его рассказ о виденной им постановке «Гамлета» во втором МХАТе, в середине 20-х годов. Заглавную роль играл великий Михаил Чехов, имевший одну из старших степеней Ордена тамплиеров.

Весь спектакль был пронизан мистической орденской символикой. Особенно подробно В.В. описывал финальную сцену гибели Гамлета, сделанную особенно торжественно. Я представил себе В.В., лежащего на скрещенных копьях и мечах, его несут четыре рыцаря в латах, а тело его покрыто белым плащом с красным восьмиконечным крестом. Так должны были бы похоронить Последнего Русского Тамплиера.

Прах Василия Васильевича покоится на Ваганьковском кладбище в Москве, на участке под номером...37. Опять случайность? Злая судьба словно бы продолжает преследовать его, но... при этом только подчеркивает величие и трагизм его пути.

***

«Достиг я пределов смерти, переступил порог Прозерпины и снова вернулся, пройдя все стихии, видел я пучину ночи, видел солнце в сияющем блеске, предстоял богам подземным и небесным и вблизи поклонился им. Вот я тебе и рассказал, а ты, хотя и выслушал, остался в прежнем неведении.

Но передам то единственное, что могу открыть я, не нарушая священной тайны, непосвященным слушателям.»

Апулей «Метаморфозы»

Писать о Василии Васильевиче сложно, ибо невозможно до конца осознать масштаб его личности и постичь всю глубину его философии. Понятно, что Василий Васильевич многого не мог рассказать – верный своей орденской клятве, он не имел права разглашать тайны Посвящения и очень был недоволен, когда кто-то по недомыслию профана раскрывал тамплиеровские легенды и предания, так как справедливо опасался, что сакральные тексты будут извращенно поняты и потеряют свой истинный смысл. Так что до всего приходится доходить самим – путь трудный, но полный радостных открытий.

Когда я вспоминаю Василия Васильевича, то всегда думаю о непредсказуемости судьбы или, может, о ее предсказуемости, нам неизвестной. В.В. рассказывал, как долбя кайлом мерзлую колымскую землю и каждую минуту ожидая случайно-предсказуемой смерти, он не мог и подумать, что когда-нибудь будет стоять на противоположном американском берегу Тихого океана и смотреть в сторону далекой, ненавистной Колымы.

С соратниками В.В. по Ордену судьба поступила иначе. Я видел на чудом сохранившихся фотографиях их молодые одухотворенные лица, ушедшие в небытие. По его просьбе я неоднократно ездил в Музей Андрея Белого на Арбате, где собирались современные антропософы. В 20-30-е годы антропософы были тесно связаны с Орденом тамплиеров и впоследствии разгромленные как и Орден. К сожалению, я ничего нового не узнал и никого не нашел, да и собрания эти скорее напоминали «клуб по интересам», чем что-то серьезное.

Мозаика распалась, многие ее камешки пропали, а сам изначальный рисунок навсегда унесли с собой адепты погибшего Ордена, мученики Веры и Истины.

Так, завершив  свое земное воплощение, ушел в бесконечное «звездное путешествие» Василий Васильевич Налимов, последний Рыцарь «без страха и упрека», искатель и хранитель Вселенских Тайн.

В тот год, в черном московском небе, ярким белым штрихом долго висела комета. Обычно она прилетает, когда в наш земной мир приходит или из него уходит Великая Душа.

2003 г.